Как ваш опыт в юриспруденции, особенно в семейных спорах и банкротстве компаний, сейчас помогает вам в психологической практике? Видите ли вы метафоры или прямые параллели между «банкротством отношений» и восстановлением личности?

Опыт в юриспруденции (особенно семейные споры и банкротство компаний) — это не просто смежная практика, а мощный инструмент в психологической работе, особенно в ситуациях выхода из абьюза. Я вижу здесь не метафоры, а прямые, работающие параллели.
Первый и самый очевидный пример — страх финансовой и юридической беспомощности. Для многих женщин, особенно после декретов или при финансовом контроле со стороны партнера, именно угроза «остаться ни с чем» становится главным удерживающим фактором в нездоровых отношениях. Самые болезненные рычаги давления — это конкретные угрозы: «Я лишу тебя денег», «Ты останешься без гроша», «Я заберу у тебя ребенка», «Ты не выживешь без меня». Моя юридическая экспертиза здесь работает на опережение: я сразу снимаю этот страх и показываю реальные права, процедуры и возможности — это моментально возвращает клиенту почву под ногами и снижает тревогу, без чего дальнейшая психологическая работа была бы почти невозможна.
Вторая прямая параллель — это «банкротство отношений» и классическая ошибка невозвратных затрат, с которой я сталкивалась в корпоративных делах. Руководитель не может остановить провальный проект, потому что вложил в него «слишком много». Жертва абьюза не может уйти, потому что «прожила с ним столько лет» и «столько всего уже вынесла».
В обоих случаях срабатывает одно и то же искажение: прошлые вложения оправдывают будущие потери. Спасение часто начинается не с попытки «дожать, и вложиться еще», а с мужественного решения «зафиксировать убытки». В бизнесе это называется закрыть убыточное направление. В отношениях — прекратить вкладывать душу и силы в то, что давно разрушает личность. 
Закон один: иногда единственный способ восстановиться — это вовремя остановиться.

Как бы вы сформулировали свою профессиональную философию сегодня? Какая главная мысль лежит в основе вашей работы с клиентами?

Моя философия проста: нельзя усилием воли отменить закон физики. А зависимость от абьюзивного партнера — это такой же невольный процесс, как выброс адреналина при страхе. Мозг и тело в таких отношениях живут по законам травмы, а не логики.
Мои клиенты приходят не за ответом на вопрос «что делать?» — они и так его знают. Они приходят за решением главной загадки: «Почему я, умный и сильный человек, не могу этого сделать?». Я помогаю разгадать эту загадку, не обвиняя, а объясняя. Показываю, как устроена ловушка созависимости изнутри. И когда человек наконец слышит: «Вы не слабы, вы травмированы. Это системный сбой, а не ваш личный провал» — вот тогда и включаются настоящие силы для изменений.
В этом и есть суть моей философии — перевести человека из режима «стыда и вины» в режим «понимания и стратегии». Перевести фокус с вопроса «Что со мной не так?» на вопрос «Как мне, зная все это, выстроить свою безопасность и целостность?». Моя цель: дать человеку право быть в конфликте, оставаясь в здравом уме. А уже из этой точки внутренней ясности строить практический путь к свободе.

Вы работаете с очень специфической и тяжелой травмой — последствиями отношений с нарциссическими партнерами. В чем, на ваш взгляд, ключевая сложность выхода из этой «ловушки» и как вы помогаете клиентам ее преодолеть? 

Ключевая сложность — не разорвать связь с человеком, а отказаться от иллюзии, которую он создал. Нарцисс в фазе идеализации «рисует» для партнера идеальную версию его самого — ту самую, которую тот всегда искал. Он дарит ощущение «ты — исключительный», «ты — самый важный», «я тебя вижу настоящего». Человек переживает эйфорию от того, что его будто бы наконец-то по-настоящему увидели и признали. Это создает мощнейшую привязанность, но не к личности нарцисса, а к тому чувству собственной ценности и значимости, которое пробуждается рядом с ним.
Это ловушка «травма к травме». Чаще всего нарцисс бессознательно выбирает ярких, успешных людей с «детской» раной внутри — глубинным чувством «я недостаточно хорош(а)». Он будто выхватывает из толпы именно такого человека внутренним локатором, ловит их на крючок идеализации, а затем начинает обесценивать. И здесь срабатывает главный механизм зависимости: партнер пытается вернуться не к абьюзеру, а к тому ощущению ценности, которое тот когда-то дал. Уйти — значит признать, что этой волшебной «таблетки» для самооценности не существует, и остаться наедине со своей старой болью.
Поэтому задача — не призывать к уходу, а помогать выращивать внутреннюю опору. Я помогаю клиенту:
1. Увидеть и назвать этот цикл (идеализация – обесценивание – надежда).
2. Сместить фокус с вопроса «Как вернуть его любовь?» на вопрос «Что именно во мне верит в эту иллюзию и почему?».
3. Работать не с логикой, а с телом и бессознательным: через телесные практики, работу с травмой и детскими сценариями мы создаем новый, устойчивый опыт самоценности, не зависящий от внешней оценки.
Выход становится естественным шагом, когда внутри появляется та самая опора, которую человек безуспешно пытался найти в другом. Когда право быть собой и чувствовать свою ценность становится сильнее страха ее потерять.

Название вашей методологии — «Уйти нельзя остаться» — уже содержит глубокий смысл. Куда вы ставите запятую в работе с каждым участником и почему? 

Я никогда не ставлю запятую за человека. В самой формулировке «Уйти нельзя остаться» уже заложен весь путь. Изначально у большинства клиентов запятая стоит после слова «нельзя» — они чувствуют себя запертыми в состоянии «нельзя ни уйти, ни остаться».
Моя задача — не переставить запятую за них, а помочь им заново обрести то «я», которое сможет ее расставить.
Если бы человек мог просто уйти, он бы уже это сделал без моей помощи. Психика застревает в этом конфликте, когда нет внутренней опоры. Поэтому мы работаем не с решением, а с основой для любого решения: возвращаем чувство собственной ценности, целостности, убираем тревогу и реактивные импульсы.
Когда внутри появляется эта опора, человек впервые оказывается в точке настоящего выбора. Он может наконец посмотреть на отношения не из страха, одиночества или травмы, а из самоуважения. И тогда запятая часто переезжает сама. Иногда — к слову «уйти». Иногда — к слову «остаться», но уже на совершенно новых условиях, потому что изменился сам человек, а зачастую — и динамика в паре. Часто случается так, что, когда клиент «вырастает» эмоционально и обретает опору на себя, меняется и его партнер, отношения налаживаются — и уходить уже не нужно. В моей практике много примеров, когда пары не только сохранялись, но и выходили на новый, здоровый уровень отношений.
Поэтому я не работаю с запятой, а помогаю человеку собрать себя обратно — в того, у кого есть право и сила эту запятую поставить.

В вашей практике к вам чаще всего обращаются женщины, годами находящиеся в созависимых или абьюзивных отношениях. Многие из них до этого проходили долгосрочную терапию без видимых изменений. Как работает ваша методология, которая позволяет запускать реальные жизненные перемены не за годы, а за считанные месяцы?

Да, это распространенная ситуация. Ко мне действительно обращаются чаще всего женщины, которые провели уже по 2-3 года в терапии, прекрасно понимая свои проблемы, но не сумев ничего изменить в реальной жизни. Моя программа часто становится для них тем самым мостом между знанием и действием, и за несколько месяцев происходят перемены, на которые раньше уходили годы: уход из абьюза или любовного треугольника, создание здоровых отношений, полная трансформация существующих связей — вплоть до того, что партнер, видя обретенную клиенткой самоценность, делает ей предложение.
Секрет эффективности — в отказе от бесконечного самоанализа в пользу системного, «инженерного» подхода к психике. Мои клиентки уже перегружены знаниями о себе, но эти знания — интеллектуальный груз, а не инструмент. Они застряли в петле «понимаю, но не могут ничего сделать».
Методология работает на трех уровнях одновременно, что и дает скорость:
1. Работа с физиологией травмы, а не с ее историей. Мы не исследуем бесконечно прошлое. Мы работаем с тем, как травма живет в теле сейчас: с разбалансированной нервной системой, реакциями замирания и паники. Я даю конкретные телесные инструменты (дыхательные, сенсорные, двигательные и другие практики), чтобы быстро снизить хроническую тревогу. Когда тело успокаивается, ум наконец обретает доступ не к панике, а к реальному выбору.
2. Четкий план вместо общих рекомендаций. Благодаря моему опыту в юриспруденции и менеджменте мы составляем не «исследование чувств», а пошаговый план выхода из кризиса. Клиентка, как руководитель проекта, получает конкретные задачи на неделю — от базовой самоподдержки до отработки новых моделей общения. Это превращает абстрактное «надо меняться» в выполнимый чек-лист. Понимание становится не поводом для рефлексии, а инструкцией к действию.
3. Создание нового опыта вместо анализа старого. Мы не ждем полной «проработки» травмы. Мы безопасно моделируем ситуации, где можно опробовать новое поведение — сказать «нет», отложить ответ, попросить о чем-то. Получив микро-подтверждение («я смогла, и мир не рухнул»), психика начинает верить в возможность изменений. Успех подкрепляет действие, а не размышления.
Проще говоря, я не веду человека по лабиринту его прошлого. Я даю ему инструменты и учу ходить по новым маршрутам — шаг за шагом, здесь и сейчас. Поэтому за несколько месяцев формируется не просто новое понимание, а новая личность, которая физически, эмоционально и поведенчески уже не может вернуться к старым паттернам. Итог: не «мне стало легче говорить о проблеме», а «я создала новую жизнь».
Возможность сопровождать уже более 400 женщин на их пути к свободе и самоценности — это честь и награда, которая наполняет мою профессию смыслом каждый день.

Вы говорите о «восстановлении» после токсичных отношений. Как вы определяете точку, когда восстановление завершено? Какие признаки показывают, что человек снова обрел себя и устойчивость? 

Восстановление завершено не тогда, когда человек формально покинул отношения, а когда он покидает состояние внутренней войны. Это момент качественного изменения реакции на стресс и травму.
Главный признак — исчезновение реактивности. Если партнер провоцирует (молчит, уходит, обесценивает), а у вас внутри не запускается паническая петля: «Это я виноват(а)», «Я недостоин», «Я должен(на) это исправить». Вместо этого включается здоровый внутренний диалог: «Это его выбор и его проблема. Мои границы неприкосновенны». Человек больше не ищет подтверждения своей значимости через другого.
«Восстановление» всегда про способность эмоционально себя регулировать и быстро выходить из состояния боли, триггера, обиды. Когда больше не интересно раскачиваться на эмоциональных качелях. Это всегда сопровождается появлением внутреннего стержня, личных границ, возможностью опираться на себя, выбирать себя, а не партнера или иллюзию. Я называю это здоровым эгоизмом, когда ТЫ становишься самым важным человеком в своей собственной жизни. Восстановление — это и есть возвращение к самому себе.

Профессия психолога требует постоянной рефлексии. Какой главный, профессиональный принцип или внутреннее правило вы для себя сформулировали за годы практики? («Никогда не…», «Всегда стоит помнить о…»).

Мой главный профессиональный принцип, выстраданный и личным, и клиническим опытом, можно сформулировать так:
«Человек должен уходить даже после первой сессии с ощущением, что стало легче дышать, а не тяжелее». Не обязательно в эйфории, но более собранным, понявшим что-то важное о себе, с проблеском опоры внутри. 
Многие боятся терапии именно из-за мифа, что «сначала будет больнее». Я сама через это проходила: уходила с сессий в состоянии полного опустошения, с мыслью «проще не быть». Это тупиковый путь. Мои клиенты приходят, когда боли и так через край. Углублять их в эмоциональную яму, не дав инструментов и поддержки, — неэтично и неэффективно.
Поэтому мое внутреннее правило — всегда работать с травмой быстро и бережно, уважая пределы нервной системы. Давать не только инсайты, но и немедленное ощущение: «Я не один. Со мной можно что-то сделать. Я уже сейчас чуть устойчивее, чем час назад».
Терапия не должна быть наказанием. Она должна стать первым безопасным местом, где человек снова учится доверять себе.

Работа с темой зависимых отношений требует от специалиста особой чуткости и отсутствия шаблонов. Могли бы вы раскрыть, как строится ваш диалог с клиентом на первых сессиях, чтобы создать пространство для доверия и помочь ему самому увидеть паттерны, в которых он находится?

Первая сессия — это не допрос и не исповедь. Это совместная разведка местности, где человек долго блуждал в тумане.
Моя задача «сначала дать карту, а потом — фонарик».
Первый шаг — дать карту. Я внимательно слушаю историю, чтобы понять динамику отношений, триггеры и точки боли. А затем подробно объясняю, как работает психика в травматической привязанности — на уровне химии тела, гормонов, реакций нервной системы. Важно сразу показать, что невозможность уйти никак не связана со слабостью характера. Это не про «со мной что-то не так», а про физиологический механизм выживания, который часто закрепляется еще в детстве.
Когда клиент понимает, что его реакция нормальна для травмы, снижается тревога, уходит чувство стыда и вины. Это и создает основу доверия. Человек видит, что его состояние объяснимо, что с ним все в порядке и что выход есть.
Второй шаг — включить фонарик. После нормализации мы не бросаемся «чинить жизнь». Мы медленно освещаем те самые точки, где клиент теряет себя. И только после этого шаг за шагом начинаем разбирать его паттерны поведения, искать новые способы опоры на себя, выстраивать границы.
Третий шаг — это когда диалог строится уже не по схеме «психолог — клиент», а как сотрудничество двух специалистов: вы — эксперт своей боли, я — эксперт по механизмам психики. Мы вместе переводим хаос на язык схем, а схемы — на язык маленьких, смелых шагов.

Ваш путь — это пример осознанного «наслоения» компетенций: от права и бизнеса к глубинному помогающему процессу. Как сегодня, с высоты этого опыта, вы определяете для себя миссию психолога, работающего именно с темой созависимости и абьюза? В чем ваша уникальная роль?

Мой переход из юриспруденции в психологию, помноженный на личный опыт преодоления такой же ситуации, сформировал во мне системного и структурного в подходе специалиста. Я привыкла разбирать любые процессы на «молекулы и атомы», и этот навык стал моей суперсилой в работе с травматической привязанностью.
Такой подход решает главную проблему — он развеивает хаос и беспомощность. Человек перестает чувствовать себя заложником непонятных сил. Вместо этого он начинает видеть четкий путь к свободе, как последовательность конкретных и решаемых задач. Он обретает опору.
Ко мне часто приходят клиенты, которым важно не просто работать с психологом, но и четко понимать, почему мы это делаем, а еще знать: 

• «почему я так реагирую?»
• «почему тянет туда, где больно?»
• «что во мне откликается на абьюз?»

Моя задача — объяснить механизмы созависимости простым языком, так, чтобы человеку стало ясно: что с ним происходит и почему так. После первой же сессии клиент уходит не просто «с эмоциями», а с ясной картиной и конкретным планом дальнейшей работы. Это дает силы и ощущение, что исцеление возможно шаг за шагом и не будет длиться годами.
В этом я вижу свою уникальную роль: соединять глубину психотерапии с логикой, структурой и практикой, чтобы путь из созависимости был не пугающим, а понятным и достижимым.

Ваш спортивный путь (триатлон «с дивана» в 35, заплыв на 4,5 км) впечатляет не меньше профессионального. Что вам дают эти экстремальные для многих нагрузки? Есть ли связь между преодолением себя на спортивной трассе и в психологической работе?

Когда я пришла в триатлон, то еще не была клиническим психологом. Для меня триатлон «с дивана» был способом переключить внимание и проверить: если смогу преодолеть себя в спорте — возможно, смогу преодолеть и в личной жизни, в своей любовной зависимости. Тогда я не понимала, насколько это будет правдой даже с точки зрения химии тела.
Триатлон — это длительная циклическая нагрузка. Любые длительные циклические нагрузки (бег, плавание, велосипед) меняют химию мозга: снижают уровень кортизола, выравнивают нервную систему и дают стабильный дофамин через достижение целей. Это не мгновенное удовольствие, а естественное, «заработанное телом».
Сейчас я часто рекомендую такие нагрузки своим клиентам — бег, плавание, велосипед от 50 минут, пусть медленно, но на легкое преодоление своего «не могу». Это структурирует мозг, улучшает эмоциональную регуляцию и помогает выходить из зависимых паттернов и сформировавшегося годами ощущения, что «я не могу управлять собой».
Для меня личный спортивный путь стал первой точкой возвращения к себе. Когда ты преодолеваешь километр в воде или 50 на велосипеде — ты вдруг осознаешь: если я могу это, я могу и в жизни справиться с собой. Спорт стал для меня доказательством собственной силы и входом в психологию уже осознанно. 
Теперь я помогаю клиентам находить их собственный «заплыв» — тот вызов, который станет для них живым доказательством их силы. 

Каким вы видите развитие своей практики в будущем? О чем мечтаете в профессиональном плане? 

В будущем я вижу развитие своей практики как движение в двух ключевых направлениях: вглубь и вширь.
Вглубь — это оттачивание методологии. Я вижу, как моя системная работа с травмой привязанности, телом и бессознательными паттернами позволяет достигать изменений не за годы, а за месяцы. Моя профессиональная мечта — создать четкую, узнаваемую систему взаимосвязанных методов помощи. Чтобы каждый, кто столкнулся с этой болью, имел понятный и эффективный маршрут к свободе. 
Вширь — это масштабирование помощи. Мне важно, чтобы как можно больше людей узнало о возможности быстрого и осознанного выхода из абьюза и созависимости. Чтобы человек не оставался наедине со своей проблемой, а получал инструменты для возвращения к себе: к самоценности, внутренней опоре и праву на здоровые отношения. В планах — оформить мой подход в книгу и сделать его максимально доступным в digital и оффлайне.
В конечном счете, мой главный профессиональный ориентир — это момент, когда клиент говорит: «Я больше не живу болью. Я выбираю себя». Если мой труд поможет тысячам людей произнести эти слова — это и будет наивысшей реализацией моей миссии.

Если бы вам нужно было дать всего три совета человеку, который только начал осознавать, что находится в токсичных отношениях, что бы это были за советы? 

Первое и самое важное — пожалуйста, перестаньте винить себя. То, что происходит в этих отношениях, — это не отражение вашей ценности. Скорее всего, вы уже слишком устали от этой внутренней войны, где каждый конфликт заканчивается вопросом «что я сделал(а) не так?». Поведение партнера — это его выбор. Ваша боль — это сигнал, а не приговор. Позвольте себе на миг отстраниться от этого груза вины. Вы не виноваты в том, что хотите любви и верите человеку.
Второе — начните с малого, но начните заботиться о своем теле. Ваша нервная система, скорее всего, истощена и живет в режиме постоянной тревоги. Вам не нужны подвиги. Просто дайте себе несколько минут в день на тишину. Это может быть спокойное дыхание (вдох на 4 счета, задержка на 7, выдох на 8), прогулка, где вы замечаете деревья и небо, или выписывание всех мыслей на бумагу, чтобы они перестали крутиться в голове. Эти практики — как якорь. Они не решат все сразу, но они помогут вам почувствовать: «Я здесь. Я могу дышать. Я все еще могу о себе позаботиться».
Третье — обратитесь за помощью к тому, кто действительно понимает. Ищите не просто психолога, а специалиста, который глубоко разбирается именно в травматической привязанности и любовной зависимости. Разговор с тем, кто знает эту боль не только по учебникам, а видел ее изнутри, — это совсем другой опыт. Это разговор, где вас не будут осуждать, а будут понимать с полуслова. Это даст вам не только поддержку, но и ясный план, который ведет не вглубь страха, а к выходу из него.
Вы уже сделали самый сложный шаг — начали осознавать. Дальше будет путь, но вы не обязаны идти по нему в одиночку и с грузом самообвинения. Позвольте себе эту поддержку — от себя самой и от того, кто умеет в этом помогать.

Исходя из вашего уникального опыта в юриспруденции, бизнесе и психологии, что бы вы назвали главным признаком внутренней силы и устойчивости человека, независимо от сферы его жизни?

Главный признак внутренней силы — это не жесткость, а целостность. Способность оставаться в контакте с собой, когда мир вокруг теряет опоры.
Это умение, которое можно описать как «внутренний суверенитет»: когда человек, опираясь на свое чувство ценности и доверяя своим ощущениям, сохраняет способность действовать — даже в хаосе. Взрослость — это не отсутствие страха, а уверенность в том, что «я справлюсь с последствиями любого своего выбора».
Такой человек не разрушается в шторм — он становится его центром. Он не растворяется в отношениях, не теряет себя в карьерных кризисах, не отказывается от своих границ под давлением. Он остается автором своей жизни, даже когда сюжет становится сложным.
Сила — это когда твой главный союзник в любой ситуации ты сам. И это то, чего я искренне желаю каждому.